— Не взяла и никогда не возьму, — отчеканила я. — А понравился ли мне подарок…

Моя свекровь, я полагаю, сообщила вам, что я пребываю в совершеннейшем восторге.

— Сообщила. Но я хотел услышать это из ваших уст.

— Хорошо, — легко согласилась я. — Услышьте. Подарок мне не понравился, ваше величество.

— Почему? Я заказал миниатюры у лучшего художника, а переписчиком был…

— При чем тут художники и переписчики? Ваш подарок — как насмешка. Король-прелюбодей дарит молитвослов! Лицемерие чистейшей воды.

— Если вы о себе, то я еще не согрешил, — заметил король.

— Леди Сибилла! — выпалила я, глядя ему в глаза.

Он чуть усмехнулся — и что это была за усмешка! Я возненавидела его стократ за то презрение, что он выказал сейчас. Он презирал своих любовниц. Презирал — но бессовестно спал с ними! Ладони горели влепить ему пощечину, но благоразумие удержало.

— За тот грех я уже покаялся, — сказал король. — А значит, он прощен.

— Однажды вы не успеете покаяться, — предрекла я. — И умрете грешником.

— Вы так сурово это сказали.

— Я сказала правду.

Мы по-прежнему стояли на расстоянии трех футов друг от друга, между главным входом и собором, и изо всех окон на нас, наверняка, смотрели десятки глаз. Я старалась держаться строго, чтобы король понял серьезность моих намерений не уступать его страсти, и глядела поверх его плеча, гордо вскинув голову, чтобы показать, что ничуть не боюсь. Но, конечно же, я боялась. И ни о чем я так не мечтала, как чтобы этот тягостный разговор поскорее закончился. Но у короля были свои планы.

— Мне хотелось бы поговорить с вами наедине, — сказал он с необыкновенно любезной интонацией, наклонившись ко мне, отчего я едва не отшатнулась.

— Здесь никого кроме нас нет, — сказала я, передернув плечами. — Только вы и я. Все остальные трусливо убежали, стоило вам топнуть.

— Все таращатся из окон, если вы не заметили, — он мне даже подмигнул. как будто мы были сообщниками. — Прогуляемся в рощу за собором? Если вам не пришелся по душе молитвослов, у меня есть другой подарок для вас. И с ним я обязательно угадаю.

— Не надо ни подарков, ни разговоров, — запаниковала я, представив, что может произойти во время прогулки в роще.

— Какая вы несговорчивая, — упрекнул меня король и вдруг подхватил на руки.

Я не удержалась и взвизгнула, хватая его за шею, а он засмеялся:

— Держитесь крепче, дорогая леди. Я вас не уроню, но так приятнее.

— Немедленно поставьте меня! — я тут же отпустила его, но ладонь скользнула по жестким волосам, и сразу вспомнились слова королевы: «Касаться их приятно, как мха, нагретого солнцем».

— Обязательно, — пообещал он, и пошел по двору замка, огибая собор.

Казалось, ему не стоило никакого труда нести меня, у него даже дыхание не участилось, и я невольно поддалась влиянию этой силы, позволив унести себя в миртовую рощу, где стояли каменные склепы королевской фамилии.

Снег здесь уже почти весь растаял, и земля на проталинах была черной, усыпанной сухими сломанными ветками и прелыми листьями, пролежавшими зиму. Возле каменного серого склепа король осторожно отпустил меня и указал в сторону. Там, где солнце припекало сильнее, и где каменная стена защищала от холодного северного ветра, росли белые нежные цветы, похожие на рассыпанный жемчуг — подснежники.

— В моей стране нет таких прекрасных цветов, как в вашей, — сказал король тихо, пока я молча смотрела на это маленькое чудо — на хрупкие цветы, распустившиеся среди горок последнего рыхлого снега. — Но какая роза смогла бы прорасти из-под снега? Пусть вы из южных краев, вы напоминаете мне цветы моей родины — вы такая же бесстрашная, и с таким же упорством тянетесь к солнцу, пробивая снег. И я люблю вас еще больше за ваше сопротивление. Мне жаль, что королева привезла вас в Ланвар насильно. Я не хотел этого. Я хотел, чтобы вы сами приехали ко мне.

— Если это и в самом деле любовь, — сказала я, не сводя глаз с подснежников, качавших фарфоровыми чашечками, — и если вам, действительно, жаль, то отпустите меня, ваше величество.

— Нет, — сказал он и, стоя позади, положил мне руки на плечи. — Просите все, что угодно, но не это. Теперь. когда вы рядом, я не могу отпустить вас.

— Но у меня нет других желаний. Просто оставьте меня в покое, дайте жить своей жизнью…

Я ощущала его близость всем своим существом. Я чувствовала, что сейчас он пылает, горит от страсти. Его ладони обжигали меня даже через шерстяной плащ, а дыхание опаляло щеку. От него пахло яблоками, как в тот раз, когда он так же стоял за моей спиной, когда показывал мне аккорды на лютне. Еще никогда мужчина не желал меня так исступленно. Но это не принесло мне ни тщеславного удовольствия, ни сердечного волнения. Тело мое было напряжено, но это была не ответная страсть, это был страх.

— Разве для человека сильной воли трудно перебороть себя? — спросила я, не оглядываясь, потому что боялась увидеть янтарные волчьи глаза — дикие, безумные, и опять испытать тот шквал, ту бурю, что налетает в одно мгновенье, сметая все на своем пути. — Разве вам так трудно разлюбить? Эти чувства некстати, вопреки… Вы сами это понимаете… Почему бы не забыть обо всем, как о временном помешательстве? Я уеду, вы никогда больше меня не увидите, и все пройдет…

— Вы хотите, чтобы я вырвал любовь к вам из своего сердца? — спросил он, касаясь губами моей шеи.

Я вздрогнула, и он это заметил, потому что сжал мои плечи и вздохнул глубоко и прерывисто, словно сдерживая себя из последних сил. — Растопчите вот эти подснежники.

— Что? — не поняла я.

— Растопчите их, — повторил он. — Смотрите, как некстати они распустились возле королевского склепа. Здесь все овеяно величием и скорбью, а они смеют радовать взгляд. Им здесь совсем не место, верно?

Я не ответила, потому что не поняла, куда он клонит, а король продолжал.

— Они здесь совсем некстати. Но небесам было угодно, чтобы они расцвели именно на этой черной земле, вопреки холоду, снегу, ветрам. Так и мои чувства к вам, Диана. Пусть душа моя черна, но небесам было угодно, чтобы в ней расцвела любовь. Вопреки всему. Даже вопреки моему желанию. Но она появилась, она есть.

Поэтому не отнимайте у меня этой красоты. Не топчите ее.

Меньше всего я ждала услышать нечто подобное. Я опасалась, что меня будут принуждать, возможно, угрожать, подавлять силой, а мне говорили о любви нежной и чистой как первые весенние цветы.

— Вы страшный человек, — сказала я с изумлением. — Даже грех вы умеете представить, как нечто прекрасное.

— А если это не грех, а благодать? Вспомните красавицу Бат-Шеббу, которую царь Давид увидел во время купания. [1] Она была замужем за его военачальником, но это не остановило царя. Потом она родила ему великого сына.

— У вас уже есть сын, — напомнила я. — А царь Давид был святым человеком, и то небеса наказали его смертью сыновей. А вы получите наказание стократ сильнее.

— Пусть так, — сказал он, как будто приносил клятву, — ради вас я готов понести любое наказание. Но только после того, как получу вашу любовь.

И в следующее мгновение он развернул меня к себе и поцеловал.

Первым моим порывом было вырваться из кольца крепких рук и отстаивать свою честь свирепо. царапаясь и кусаясь, но в следующее мгновение я передумала и замерла, закрыв глаза и стиснув губы.

Король сразу почувствовал перемену и отстранился, но не выпустил меня из объятий.

— Вы даже не станете сопротивляться? — спросил он. — Никаких пощечин? Никаких укусов?

— А это мне поможет? — спросила я холодно. — Пока мой муж далеко. никто не придет мне на помощь. Даже свекровь предала меня. Мне не от кого ждать защиты.

Если вы захотели получить мою любовь, то кто сможет вам помешать? Я всего лишь слабая женщина. Хотите, чтобы умоляла и плакала? Вот это вряд ли.

Похоже, моя речь произвела впечатление, потому что король некоторое время молчал и не делал попыток вновь поцеловать меня.